Ищу дачу на Волге. Писал я тебе об этом? Ищу флигелек в усадьбе. Хорошо бы так, чтобы не есть готового обеда, хозяйского, а самим бы стряпать. Мне хочется, чтобы ты была сытая, довольная.
Ну, целую мою дусю. Бог с тобой, спи хорошо, думай обо мне, о лете. Обнимаю тебя крепко-крепко, жду писем. Будь доброй, хорошей, не хандри. Пойдет ли у вас «Дядя Ваня»? Нет?
Твой немец, строгий муж Antoine.
3697. М. П. ЧЕХОВОЙ
13 марта 1902 г. Ялта.
Милая Маша, уже становится тепло, дождей нет, приходится даже поливать деревья. Все наши здоровы, мать и бабушка говеют. Сегодня говорили мне в телефон, что заболел Л. Средин; у него больше 39. Около нас шумит локомобиль, утаптывающий мостовую. В Петербурге вместо Лилиной всё время играет Мунт; значит, репутация театра должна пошатнуться. Море тихое, как летом; уже в Гурзуф ходит катер. Журавли здравствуют, часто танцуют. Каштан жиреет.
Ну, будь здорова и благополучна. На какой неделе приедешь, в какой день? Напиши. Барометр падает, но на дождь не похоже.
Твой Antoine.
На обороте:
Москва. Марии Павловне Чеховой.
Неглинный пр., д. Гонецкой.
3698. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
14 марта 1902 г. Ялта.
14 марта.
Ты, дусик, пишешь, что за всё время, пока ты в Петербурге, ты получила от меня только два письма. Я пишу тебе каждый день по адресу Кирпичная 8, № 30. Теперь не знаю, как тебе писать, да и писать ли? Письма мои, очевидно, пропали. Не справишься ли ты как-нибудь на почте? Впрочем, они, мои письма, уже устарели, и в них мало интересного.
От тебя я получаю письма каждый день (кроме одного дня). Сегодня туман. Здоровье мое лучше вчерашнего, чувствую себя хорошо.
Будь здорова, голубка моя. Храни тебя господь. Целую и обнимаю.
Твой иеромонах Антоний.
Сообщи твой адрес; очевидно, Кирпичная 8 — это неверно.
3699. П. Ф. ИОРДАНОВУ
16 марта 1902 г. Ялта.
16 марта 1902.
Многоуважаемый Павел Федорович!
Художественный театр на Святой неделе уже не играет. Он кончает свой сезон на масленице, затем, от нечего делать, уезжает в Петербург, где проводит пост, до конца шестой недели. О том, что он продает свои спектакли, я не слышал; да и едва ли это верно, так как сегодня же я получил письмо, в котором сообщают мне, что в Художеств<енном> театре был благотворительный спектакль (в пользу фельдшериц) и что он, театр, понес убытку 700 р. Весной я поговорю с Немировичем, узнаю, как и что, и напишу Вам, хотя едва ли можно будет сделать что-нибудь, так как денежная часть в руках не тех, кто играет и заведует игрой, а тех, кто ведает хозяйство.
А сколько Вам нужно, чтобы начать постройку?
Желаю Вам всего хорошего, крепко жму руку.
Ваш А. Чехов.
Павловский не обманул. У него теперь тяжелые обстоятельства. А с Антокольским нужно повидаться.
На конверте:
Таганрог. Его высокоблагородию Павлу Федоровичу Иорданову.
3700. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ
16 марта 1902 г. Ялта.
16 марта.
Милый мой, глупенький пупсик, злая моя, нехорошая жена, вчера я не получил от тебя письма. Кроме вчерашнего дня, я писал тебе ежедневно; очевидно, письма не доходят, с чем тебя и поздравляю.
Ну, дуся, сегодня идет прекрасный весенний дождь. Это первый за всю весну. Мать сегодня приобщалась. У Арсения душеспасительное лицо. Мое здоровье хорошо, кашель меньше, настроение порядочное. Пьесу не пишу и писать ее не хочется, так как очень уж много теперь драмописцев и занятие это становится скучноватым, обыденным. Ставить вам нужно прежде всего «Ревизора», Станиславский — городничий, Качалов — Хлестаков. Это для воскресений. А ты бы была великолепная городничиха. Затем — «Плоды просвещения», тоже для воскресений и на запас. Только вам необходимо еще прибавить двух-трех порядочных актрис и столько же актеров, тоже порядочных. Если главные роли будут, хотя бы случайно, исполняться такими, как Мунт, и даже такими, как Литовцева, то театр ваш погибнет через 2–3 сезона.
У меня никто не бывает. Впрочем, вчера была Мария Ивановна Водовозова, которая, очевидно, — и это очень жаль! — помирилась со мной. Несносная, глупая бабенка, которая каждую минуту суется не в свое дело.
Как идет IV акт «Мещан»? Ты довольна? Напиши мне, дуся.
Отчего я не получил ни одной телеграммы? Я каждый вечер жду. Очевидно, Немирович пал или падает духом, его заедают рецензии. А ты, дурочка, не верь этим пошлым, глупым, сытым рецензиям нелепых людей. Они пишут не то, что прочувствовано ими или велит им совесть, а то, что наиболее подходит к их настроению. Там, в Петербурге, рецензиями занимаются одни только сытые евреи неврастеники, ни одного нет настоящего, чистого человека.
Вот уже четвертая неделя поста! Скоро ты приедешь. Тебе я отдаю ту комнату, где стоит пианино, и ту, что внизу, где ты жила в прошлом году. Значит, две комнаты. Дам даже три комнаты, только не уходи к Суворину за 1000 р. в месяц.
Пиши, дуська, не ленись, будь порядочной женой. Обнимаю тебя и крепко целую. Пиши, родная! Подлиннее пиши, в письмах ты умная.
Твой муж под башмаком
Antoine.
Кланяйся Андреевской, той самой, что на кумысе познакомились.
Третьего дня, прочитав твое письмо, где ты пишешь, что не получаешь моих писем, я послал тебе письмо в Панаевский театр.
3701. М. П. ЧЕХОВОЙ