Том 28. Письма 1901-1902 - Страница 54

Книппер-Чеховой О. Л., 2 февраля 1902

3649. О. Л. КНИППЕР-ЧЕХОВОЙ

2 февраля 1902 г. Ялта.

2 февр.

Милая пайщица, жена моя деловая, положительная, получил я сегодня письмо от Морозова, напишу ему, что я согласен, что даю на это дело 10 тыс., только в два срока: 1-го января и 1-го июля 1903 г. Видишь, как я размахнулся!

Посылаю тебе фотографию: на ней Т<олсты>е — старик и его жена С<офья> А<ндреевна>, в глубине дочь с Буланже (кажется), а на переднем плане твой супруг.

Боборыкин, который был у вас, взял да и обругал меня в «Вестн<ике> Европы». За «Трех сестер». У него в романе мою пьесу ругает Грязев, профессор, т. е. Тимирязев, человек, которого, кстати сказать, я очень уважаю и люблю.

Получил длиннеющее письмище от твоего друга д-ра Членова. Пишет, что он был у вас и слушал Луначарского и пришел в отчаяние.

Ты хочешь, чтобы я писал тебе про погоду? Как же, держи карман! Скажу только, что сегодня тихо, ярко светит солнце, цветет айва, цветут миндали, а больше ничего не скажу.

До свиданья, Оля, бог да хранит тебя от зол. Пиши мне ежедневно. А в то, что ты приедешь, я не верю.

Целую тебя, обнимаю и проч. и проч.

Твой Antoine.

Морозову С. Т., 2 февраля 1902

3650. С. Т. МОРОЗОВУ

2 февраля 1902 г. Ялта.

2 февраля 1902 г.

Многоуважаемый Савва Тимофеевич!

На Ваше письмо я ответил телеграммой, в которой поставил цифру десять тысяч. Я могу идти и на три тысячи, и на шесть, а это я указал максимальную цифру, на какую могу решиться при моих капиталах. Так вот, решайте сами, каких размеров должен быть мой пай. Если три тысячи, то деньги я уплачу в июне; если шесть тысяч, то 1-го января 1903 г., если же десять тысяч, то 5 или 6 т<ысяч> в январе, а остальные в июле будущего года. Можно сделать и так, чтобы мой и женин паи вместе равнялись десяти тысячам (конечно, при условии, что доходы будут поступать мне, а убытки — жене).

Мне кажется, или точнее, я уверен, что дело в Лианозовском театре будет давать барыши, по крайней мере в первые годы — если всё останется по-старому, конечно, т. е. останутся та же энергия и та же любовь к делу.

Желаю Вам всего хорошего и сердечно благодарю.

Искренно преданный А. Чехов.

Сергеенко П. А., 2 февраля 1902

3651. П. А. СЕРГЕЕНКО

2 февраля 1902 г. Ялта.

2 февр. 1902.

Милый Петр Алексеевич, вот подробности насчет Л<ьва> Н<иколаевича>. Он заболел вдруг, вечером. Началась грудная жаба, перебои сердечные, тоска. В этот вечер доктора, которые его лечат, сидели у меня. Их вызвали по телефону. Утром мне дали знать, что Т<олстом>у плохо, что он едва ли выживет, началось воспаление легкого, то самое воспаление, которое бывает у стариков обыкновенно перед смертью. Мучительное, выжидательное настроение продолжалось дня два, затем известие по телефону: «процесс в легких не идет дальше, появилась надежда».

Теперь Т<олстой> лежит на спине, чрезвычайно слабый, но пульс у него хороший. Надежда не ослабела. Лечат его превосходно, при нем московский врач Щуровский и ялтинский Альтшуллер. То, что Т<олстой> остался жив, что есть надежда, я, хотя бы наполовину, отдаю на долю этих двух докторов.

За фотографию спасибо. Нового ничего нет, всё пока благополучно. Будь здоров.

Твой А. Чехов.

Студенту гораздо лучше; очевидно, поправляется.

Алексеевой М. П., 3 февраля 1902

3652. М. П. АЛЕКСЕЕВОЙ (ЛИЛИНОЙ)

3 февраля 1902 г. Ялта.

3 февраль 1902.

Дорогая Мария Петровна, Вы очень добры, большое Вам спасибо за письмо. К сожалению, я не могу написать Вам ничего интересного, так как у нас в Ялте нет ничего ни нового, ни интересного, живем, как в Чухломе или Васильсурске, старимся, пьем декокт, ходим в валенках… Впрочем, есть одна новость, очень приятная — это выздоровление Льва Толстого. Граф был болен очень серьезно, у него началось воспаление легких, от которого старики такие, как он, обыкновенно не выздоравливают. Дня три мы ждали конца, и вдруг наш старик ожил, стал подавать надежды. В настоящее время, когда я пишу Вам это, надежда достаточно окрепла, и когда Вы будете читать письмо, то Л<ев> Н<иколаевич>, вероятно, будет уже здоров.

Что касается Горького, то он чувствует себя недурно, живет бодро, только скучает, и собирается засесть за новую пьесу, сюжет которой у него уже есть. Насколько я могу понять, лет через пять он будет писать превосходные пьесы; теперь же он всё как будто ищет.

То, что Вы по секрету сообщаете мне в Вашем письме о Константине Сергеевиче и моей супруге, чрезвычайно меня порадовало. Благодарю Вас, я теперь приму меры, постараюсь сегодня же начать хлопоты о разводе. Сегодня же посылаю в консисторию прошение, при чем прилагаю Ваше письмо, и думаю, что к маю я буду уже свободен; а до мая поучу маленько свою супругу. Она меня боится, я ведь с ней попросту — чего моя нога хочет!

Константину Сергеевичу поклон и сердечный привет. Поздравляю Вас и его с новым театром, в успех я верю.

Низко Вам кланяюсь, целую руку и опять кланяюсь.

Искренно преданный А. Чехов.

На конверте:

Москва. Ее высокоблагородию Марии Петровне Алексеевой.

Садовая. У Красных ворот, собств. дом.

Лаврову В. М., 3 февраля 1902

3653. В. М. ЛАВРОВУ

3 февраля 1902 г. Ялта.

3 февр. 1902.

Милый друг Вукол Михайлович, Корфу подождет, а пока в самом деле приезжай в Ялту. Умоляю! Весна в этом году, по-видимому, будет ранняя; уже цветут миндаль и айва, и уже начались работы в саду.